Чаща - Страница 104

К оглавлению

104

— Именно это ты хотел услышать, Уэйн? Что я отчасти чувствую себя ответственным за случившееся?

— Нет. Не все так просто.

— Это ты о чем?

Он качает головой.

— Ты кое-что упускаешь.

— И что же я упускаю?

— Подумай, Коуп. Действительно, ты покинул пост. Но, как ты правильно заметил, я все спланировал. — Он рупором прикладывает руки ко рту и вновь переходит на шепот: — Ответь мне: почему я точно знал, что в эту ночь на посту тебя не будет?

Мы с Люси едем в лес.

Я уже получил разрешение шерифа Лоуэлла, поэтому охранник, тот самый, о котором предупреждала Мьюз, пропускает нас без лишних слов. Мы оставляем автомобиль на стоянке у кондоминиума. Это странно — ни Люси, ни я не заглядывали сюда в последние двадцать лет. Жилого комплекса здесь не было и в помине, тем не менее мы знаем, где находимся и куда идти.

Эта земля принадлежала отцу Люси, ее дорогому Айре. Он приходил сюда в те далекие времена, ощущая себя Магелланом, открывающим новые земли. Айра, возможно, смотрел на эти леса и видел перед собой реальное воплощение мечты всей своей жизни: лагерь, коммуна, естественная среда обитания, лишенная всех грехов человечества, уголок умиротворенности и гармонии, где всегда будут главенствовать исповедуемые им ценности.

Бедный Айра.

Большинство преступлений, с которыми я сталкиваюсь, начинаются с малого. Жена раздражает мужа по мелочам — не туда положила пульт дистанционного управления, не разогрела вовремя обед, а потом пошло-поехало. Но в данном случае все было с точностью до наоборот. Что-то действительно серьезное и страшное раскрутило маховик дальнейших событий. Жажда крови Уэйна Стюбенса предопределила последующие убийства.

Наверное, мы все в той или иной степени посодействовали ему. Но главным помощником Уэйна стал страх. Э-Джей Дженретт показал мне силу страха: достаточно запугать человека, и он превращается в твоего сообщника. Только для его сына-насильника этот принцип не сработал. Папаша не сумел запугать Шамик Джонсон. Не сумел запугать и меня.

Может, потому, что я уже натерпелся страха.

Люси несет цветы, но ей-то следовало бы знать, что это неправильно. Мы не кладем цветы на могилы. Мы кладем камни. Я также не знаю, кому эти цветы — моей матери или отцу Люси. Наверное, обоим.

Мы идем по старой тропе (да, она никуда не делась, только сильно заросла), туда, где Барретт нашел кости моей матери. Могила, в которой ее похоронили, пуста. Ветер треплет полоски желтой ленты, которой огораживали место преступления.

Люси опускается на колени. Я слушаю ветер и задаюсь вопросом: а услышу ли я крики? Не слышу. Не слышу ничего, кроме ударов собственного сердца.

— Почему мы пошли в лес той ночью, Люси?

Она не смотрит на меня.

— Я никогда над этим не задумывался. В отличие от остальных. Все удивлялись, как я мог проявить такую безответственность. Но для меня все было очевидно: я влюбился и покинул пост с моей возлюбленной. Что могло быть более естественным?

Люси осторожно кладет цветы на землю и по-прежнему не смотрит на меня.

— Айра не помогал Уэйну Стюбенсу в ту ночь, — говорю я женщине, которую люблю. — Ему помогала ты.

Я говорю это как обвинитель, как прокурор. И это сильнее меня.

— Так сказал Уэйн. Он тщательно спланировал убийства… но почему он был уверен, что я покину свой пост? Потому что за это отвечала ты. Такое ты получила задание — увести меня.

Я вижу, как она на глазах становится меньше, будто усыхает.

— Вот почему ты не могла смотреть мне в глаза. Вот почему тебе казалось, что ты катишься по склону холма и не можешь остановиться. Причина не в том, что твоя семья потеряла лагерь, репутацию, деньги. Причина в том, что ты помогала Уэйну Стюбенсу.

Я жду. Люси не поднимает голову. Я стою у нее за спиной. Она закрывает лицо руками. Рыдает. Ее плечи сотрясаются. Я слышу ее всхлипывания, и мое сердце рвется в клочья. Я делаю шаг к ней. К черту все это, думаю я. На этот раз дядя Сош прав. Мне не обязательно знать все. Мне не обязательно тащить прошлое в настоящее.

Я без нее не могу. Потому и делаю этот шаг.

Люси поднимает руку, чтобы остановить меня. Собирается с духом.

— Я не знала, что он задумал, — говорит она. — Он сказал, что Айру арестуют, если я ему не помогу. Я думала… думала, что он хочет лишь попугать Марго. Ты знаешь, как пугали в летних лагерях…

У меня запершило в горле.

— Уэйну было известно, что мы разделились.

Она кивает.

— Как он узнал?

— Он видел меня.

— Тебя, — уточняю я. — Не нас.

Она снова кивает.

— Это ты нашла тело, да? Тело Марго. Отсюда кровь, о которой упоминается в сочинении. Уэйн говорил не обо мне. Он говорил о тебе.

— Да.

Я думаю о том, как она перепугалась, как, вероятно, побежала к отцу, как запаниковал Айра.

— Айра увидел тебя в крови. Он подумал…

Она молчит. Но теперь все встает на свои места.

— Айра не стал бы убивать Джила и меня, чтобы избежать обвинения. Но он был отцом. При всех своих убеждениях он прежде всего оставался отцом. И он убил, чтобы защитить свою маленькую девочку.

Люси снова рыдает.

Все молчали. И все боялись: моя сестра, моя мать, Джил, его семья и Люси. Все несли часть вины, и всем пришлось заплатить немалую цену.

А как же я? Я бы хотел оправдаться, ссылаясь на молодость. Но разве это уважительная причина? В ту ночь мне поручили охранять отдыхавших в лагере подростков, а я пренебрег своими обязанностями.

Деревья словно надвигаются на нас. Я смотрю на них, потом — на Люси. Я вижу красоту. И вижу боль. Я хочу подойти к ней. Но не могу. Не знаю почему. Я хочу… знаю, это правильно. Но не могу.

104