— Насчет чего?
— Сказали, что расследуете убийство. Как обычный детектив. Но это неправда, так?
Я промолчал.
— Маноло не доверял вам. Я читала эти статьи. Знаю, что-то случилось со всеми вами в тех лесах двадцатью годами раньше. Он думал, вы солгали, когда вас допрашивали.
Я по-прежнему молчал.
— А теперь вы ожидаете, что я вам все расскажу. Вы бы так поступили? Оказавшись на моем месте, рассказали бы все, что знаете?
Я видел логику в ее словах.
— Так вы читали эти статьи?
— Да.
— То есть знаете, что тем летом я отдыхал в лагере.
— Да.
— И вам известно, что в ту ночь исчезла моя сестра.
Она кивнула.
Я встретился с ней взглядом.
— Вот почему я здесь.
— Вы здесь, чтобы отомстить за сестру?
— Я здесь, чтобы найти ее.
— Но я думала, она мертва. Уэйн Стюбенс убил ее.
— Я тоже так думал.
Райа на мгновение отвернулась, а потом словно пробила меня взглядом:
— Так в чем вы солгали?
— Ни в чем.
Эти глаза, казалось, прожигали меня.
— Вы можете доверять мне.
— Я доверяю.
Она ждала. Я тоже.
— Кто такая Люси?
— Девушка из лагеря.
— И это все? Как она связана со всем этим?
— Лагерь принадлежал ее отцу. — Я помолчал, потом уточнил: — Тогда она была моей девушкой.
— И о чем вы с ней солгали?
— Мы не лгали.
— Тогда что имел в виду Маноло?
— Если бы я знал! Пытаюсь это выяснить.
— Не понимаю. С чего у вас такая уверенность, что ваша сестра жива?
— Я в этом не уверен. Но думаю, что шанс есть.
— Почему?
— Из-за Маноло.
— Как это?
Я смотрел на нее и прикидывал: а не играют ли со мной в кошки-мышки?
— Вы насторожились, когда я упомянул Джила Переса.
— Его имя было в тех статьях. В ту ночь он тоже стал жертвой убийцы.
— Нет.
— Я не понимаю.
— Вы знаете, почему Маноло интересовался случившимся в ту ночь?
— Он не говорил мне.
— А вы спрашивали?
Она пожала плечами:
— Он сказал, что это его дело.
— Райа, на самом деле его звали не Маноло Сантьяго. — Я выдержал паузу, в надежде, что она как-то прокомментирует мои слова.
Она молчала.
— В действительности он Джил Перес, — выложил карты на стол я.
Ей потребовалось мгновение, чтобы связать одно с другим.
— Тот юноша из лагеря?
— Да.
— Вы уверены?
Она задала хороший вопрос, но я без запинки ответил:
— Да.
— То есть вы говорите мне — если это правда, — что все эти годы он был жив?
Я кивнул.
— А если он был жив… — Райа замолчала, и я закончил фразу за нее:
— …возможно, моя сестра тоже жива.
— А может, Маноло… или Джил, как вы его называете… убил их всех, — предположила она.
Странно. Такая мысль не приходила мне в голову. Этот вариант требовал рассмотрения. Джил убивает их всех, а потом оставляет свидетельства того, что он тоже жертва. Но хватило бы ему ума, чтобы все это провернуть? И как тогда объяснить роль Уэйна Стюбенса?
Если, конечно, Уэйн говорил правду.
— Если убийца — Джил, я это выясню.
Райа нахмурилась:
— Маноло сказал, что вы и Люси лгали. Если он их убил, зачем ему такое говорить? Зачем собирать все эти газеты и журналы и копаться в давнишней истории? Если бы он их убил, то знал бы ответы, так? — Она пересекла комнату, встала передо мной. Такая юная и прекрасная. Меня так и подмывало ее поцеловать. — Почему бы вам не ответить мне?
Зазвонил мой мобильник. Я посмотрел на дисплей. Лорен Мьюз. Я нажал кнопку и спросил:
— Что стряслось?
— У нас проблема.
Я закрыл глаза, дожидаясь продолжения.
— Шамик. Она хочет забрать заявление.
Прокуратура расположена в центре Ньюарка. Я постоянно слышу разговоры о том, что город возрождается. Но не вижу. По-моему, он только разрушается. Зато я теперь хорошо его знаю. И люди в этом городе чудесные. В нашем обществе все принято заносить в какие-то категории: и большие города, и этнические группы, и меньшинства. Находясь на расстоянии, их легко ненавидеть. Помнится, консервативные родители Джейн с презрением относились к людям, исповедовавшим однополую любовь. Но так уж вышло, что Эллен, которая жила с Джейн в одной комнате студенческого общежития, была лесбиянкой. Познакомившись с Эллен, отец и мать Джейн просто влюбились в нее. Продолжали любить и когда узнали, что она лесбиянка. Потом полюбили ее партнершу.
Так происходит часто. Легко ненавидеть геев вообще, черных, евреев или арабов. Гораздо труднее — конкретных людей.
Таков и Ньюарк. Можно ненавидеть город в целом, но в нем полно милейших районов, магазинов, горожан, и у тебя невольно возникает желание сделать все возможное, чтобы город стал лучше.
Шамик сидела в моем кабинете. Юная женщина, на лице которой отражались выпавшие на ее долю страдания. Легкой жизни она не знала, и едва ли ее ждало радужное будущее. Ее адвокат Хорас Фоули вылил на себя слишком много одеколона, а глаза его бегали.
— Мы хотим, чтобы вы сняли обвинения, выдвинутые против мистера Дженретта и мистера Маранца, — начал он.
— Не могу этого сделать. — Я смотрел на Шамик. Она не опустила голову, но и не стремилась встретиться со мной взглядом. — Ты солгала вчера, когда давала показания?
— Моя клиентка никогда не лжет, — вскинулся Фоули.
Я его проигнорировал, встретился-таки взглядом с Шамик.
— Вам все равно не удалось бы их посадить, — ответила она.
— Ты этого знать не можешь.
— Вы серьезно?
— Да.
Улыбка Шамик показывала, что она видит во мне самое наивное человеческое существо, созданное Богом с начала времен.