Чаща - Страница 2

Копы не улыбались. Оглядывали зал. Я знал большинство местных полицейских, но этих видел впервые. Меня это встревожило. Я понимал: что-то случилось. Я, разумеется, знал, что не сделал ничего противозаконного, но внутри все сжалось. С людьми такое бывает: я-невиновен-но-все-таки-чувствую-себя-виноватым.

У Греты и ее мужа Боба трое детей. Младшая дочь, шестилетняя Мэдисон, училась в одном классе с моей Карой. Грета и Боб помогали мне во всем. После смерти моей жены Джейн они переехали в Риджвуд. Грета говорила, что они давно собирались это сделать. Я в этом сомневаюсь. Но их переезд стал для меня таким благом, что лишних вопросов я не задаю. Просто не знаю, что бы без них делал.

Обычно другие отцы стоят у стены рядом со мной, но на тот раз нас пригласили днем, так что компанию мне составляли лишь несколько мужчин. Матери (кроме тех, кто услышал мою реплику насчет видеокамер и одарил меня суровым взглядом) меня обожают. Не меня, само собой, а мою историю. Джейн уже пять лет как умерла, и я воспитываю дочь один. В городе есть и другие родители-одиночки, главным образом, разведенные матери, но ко мне отношение особое. Если я забываю написать записку, или забираю дочь поздно, или оставляю ее ленч дома, другие матери и школьный персонал тут же спешат на выручку. Им нравится мужская беспомощность. Если такое случается с матерью-одиночкой, она становится объектом презрения со стороны более заботливых мамаш.

Дети продолжали демонстрировать родителям свои достижения. Я наблюдал за Карой. Она, конечно, старалась, но, похоже, с координацией у нее не все ладилось, как и у меня. Девочек страховали члены гимнастической школьной команды, семнадцати-восемнадцати лет. Та, что ассистировала Каре, напомнила мне мою сестру Камиллу. Она умерла еще подростком, но журналисты не позволяют мне забыть о ней. Может, оно и к лучшему.

Моей сестре сейчас было бы далеко за тридцать — не меньше, чем большинству матерей, которые сидели в зале. Сама мысль об этом казалось странной. В моей памяти она осталась девушкой-подростком. Трудно представить ее на одном из таких вот стульев, с довольной улыбкой записывающей на пленку каждое движение своего ребенка. Я часто задаюсь вопросом, как бы она выглядела сейчас, но вновь и вновь вижу убитую девушку-подростка.

Может показаться, что я одержим мыслями о смерти, но есть огромная разница между убийством моей сестры и безвременной кончиной моей жены. Первая смерть, сестры, заставила меня выбрать свою профессию. Теперь я могу бороться с несправедливостью в зале суда. И борюсь. Стараюсь, чтобы мир стал безопаснее, стараюсь отправить за решетку тех, кто причиняет боль другим, завершить расследование и передать дело в суд, то есть дать семьям потерпевших то, чего так и не получила моя семья.

Что же касается второй смерти, моей жены, тут я бессилен. И что бы я ни сделал теперь, ничего изменить не удастся.

Директор школы с улыбкой, словно прилипшей к чрезмерно накрашенным губам, направилась к копам. Заговорила с ними, но оба удостоили ее разве что коротким взглядом. Я наблюдал за их поведением. Когда более высокий коп, наверняка старший по званию, заметил меня, то остановился. Мы оба на какое-то мгновение застыли. Потом он чуть мотнул головой в сторону выхода из этого оазиса безопасности, заполненного детским смехом, а я едва заметно кивнул.

— Куда идешь? — спросила Грета.

Не подумайте, что я злой, но Грета — сестра-дурнушка. Они похожи, Грета и моя умершая очаровательная жена. Не вызывало сомнений, что у них одни родители. Но все, что шло Джейн, срабатывало против Греты. Внушительный же нос моей жены прибавлял ей сексуальности. Внушительный нос Греты выглядел… просто большим. Широко расставленные глаза Джейн смотрелись экзотично, а почти такие же глаза Греты добавляли ей сходства с рептилией.

— Не знаю, — ответил я.

— По делу?

— Возможно.

Она взглянула на двух вроде-бы-копов, вновь на меня.

— На ленч я собиралась поехать с Мэдисон в «Френдлис». Хочешь, чтобы я взяла Кару?

— Конечно, буду тебе признателен.

— Могу забрать ее и после школы.

Я кивнул:

— Спасибо.

Грета чмокнула меня в щеку, что бывает крайне редко. Я направился к выходу. На меня волнами накатывал детский смех. Открыв дверь, я вышел в коридор. Полицейские последовали за мной. Школьные коридоры тоже не меняются. В них всегда слышится эхо шагов и стоит какой-то особенный запах, который одновременно успокаивает и будоражит.

— Вы Пол Коупленд? — спросил высокий.

— Да.

Он посмотрел на своего напарника, широкоплечего, практически без шеи, с головой, напоминающей шлакоблок. Грубая кожа только усиливала сходство. Из-за угла появились ученики — наверное, из четвертого класса. Лица у них раскраснелись. Должно быть, дети возвращались со спортивной площадки. Прошли мимо нас, сопровождаемые учительницей. Она нам сдержанно улыбнулась.

— Может, поговорим во дворе? — предложил высокий.

Я пожал плечами. Понятия не имел, о чем пойдет речь. По опыту я знал, что мое известное чувство вины к визиту копов никакого отношения не имело. Как и к громкому расследованию, которое я вел в настоящий момент. Иначе они пришли бы в прокуратуру. А уж оттуда мне дали бы знать по мобильнику или блэкберри.

Нет, они прибыли по другому поводу — скорее всего, дело касалось лично меня.

Я знал, что не сделал ничего плохого. Но мне доводилось видеть немало подозреваемых — их реакция на появление копов была самой разной. Возможно, вас это удивит, но, к примеру, когда арестовывают главного подозреваемого, его частенько запирают на долгие часы в комнате для допросов. Вы можете подумать, что виноватые от страха лезут на стенку, но по большей части все в точности наоборот. Очень нервничают именно невиновные. Они понятия не имеют, почему здесь оказались и что, по мнению полиции, натворили. А виновные обычно просто засыпают.